![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
daphniaКогда мы ехали из Минвод в этот раз, над заснеженными горами на горизонте висел огромный оранжевый блин луны в своих традиционных трупных пятнах. Слева вставало алое солнце, а справа все никак не хотела заходить мертвая луна. После ночного ливня, отмывшего и ее, и горы вдали, они будто соревновались друг с другом в яркости. Горы определенно выигрывали. Но исключительно за счет снега на вершинах. Малые радостно тыкали туда пальцами и пытались увидеть там, на Эльбрусе, сенсеев. Смешные.
Каждая поездка с дядей Колей за рулем его бронепоезда, удачно имитирующего мерседес доконвеерного производства, это пара-тройка километров моих нервов. Он засыпает на ходу. Кивает по чуть-чуть, будто соглашаясь в чем-то с невидимым собеседником, и на третьем неслышимом «да» роняет голову на грудь, но тут же рывком просыпается, нервно выравнивает машину и едет ровно. До следующего отключения. Слабовольно хочется заснуть самой. Чтобы не нервничать. Бронепоезд стабильно идет не больше 80км/час. Всегда. Нас презрительно обгоняют даже копейки. Дядя Коля сделал шаг «вперед» в своем меломанском развитии – изменил своей «багыне» Маше Распутиной, все 180 км до Моздока в бронепоезде надрывался шансон. Культурная поездка со смыслом и не без удовольствия.
Горы и луна.
У Ника Пашкина фигура. Вечером, когда ополоумевшие беременные комарихи совсем уж звереют в своей жажде крови, малые надевают майки и шорты. Ник – маленький Пашка. Такой же точеный, гибкий и подвижный. Как ртуть. С натянутой на широких плечах майкой, свободно болтающейся на поясе.
Они нагреваются на солнце и умопомрачительно пахнут. Я понимаю Жан-Батиста Гренуя. Я нюхаю их макушки. Спина и плечи пахнут не так, как крошечный промежуток между ушками и волосами, а вся бесконечная солнечная длина ног не сравнится с небольшим кусочком кожи на сгибе локтя.
Я сплю на полу, на комковатом матраце, пахнущем недовысушенной сыростью подвала. Матрац узкий и плоский. Не шире полки в вагоне. Не хватает только мерного покачивания и скрипа на поворотах. Нужно быть осторожной и не размахивать сильно руками – чревато падением бука на голову. Он надежно уставлен на столике в голове, но провода. Все дело в свисающих отовсюду проводах. Когда поворачиваешься на правый бок, в глаза равнодушно светит красная лампочка сетевого фильтра. Ее можно аккуратно прикрыть толстым набалдашником вилки модема.
Пустота. Со всех сторон. Куда не повернись.
Полной тишины нет никогда. В разнобой тикают часы – одни над головой, вторые в ногах. Над ухом что-то вкрадчиво нашептывает радио. Еще одно – на той же волне – надрывно кричит с кухни. Иллюзия праздника, который «всегда с тобой». Мне редко когда удается заснуть до начала еженощного концерта по заявкам, посвященного синхронному храпению.
Трилобиты на песке.
Пашка не смог бы есть тутошний борщ. Он бы не смог есть тут в принципе – везде полно кориандра, его бросают, не скупясь, полными жменями. Но борщ особенно предателен. В нем мало картошки, и та крупица смята в пюре. Ник – Пашкина точная копия – долго искал ее, ворошил длинные листья капусты, грустил. Я ем чеснок каждый день по два раза, не опасаясь лицезреть чье-то недовольное при попытке поцеловать меня лицо. Дешевая плата за одиночество впрочем.
Мои университеты. Самонадеянно рассчитываю на очередной красный диплом в коллекцию. Если выйду…
Эмоции, идентичные натуральным. Субпродукт. Проходит где-то на границе, не касаясь изнанки. Как дождь, под который случайно попал и напрочь забыл, как только высохли промокшие ноги.
Я скучаю по словам…
Каждая поездка с дядей Колей за рулем его бронепоезда, удачно имитирующего мерседес доконвеерного производства, это пара-тройка километров моих нервов. Он засыпает на ходу. Кивает по чуть-чуть, будто соглашаясь в чем-то с невидимым собеседником, и на третьем неслышимом «да» роняет голову на грудь, но тут же рывком просыпается, нервно выравнивает машину и едет ровно. До следующего отключения. Слабовольно хочется заснуть самой. Чтобы не нервничать. Бронепоезд стабильно идет не больше 80км/час. Всегда. Нас презрительно обгоняют даже копейки. Дядя Коля сделал шаг «вперед» в своем меломанском развитии – изменил своей «багыне» Маше Распутиной, все 180 км до Моздока в бронепоезде надрывался шансон. Культурная поездка со смыслом и не без удовольствия.
Горы и луна.
У Ника Пашкина фигура. Вечером, когда ополоумевшие беременные комарихи совсем уж звереют в своей жажде крови, малые надевают майки и шорты. Ник – маленький Пашка. Такой же точеный, гибкий и подвижный. Как ртуть. С натянутой на широких плечах майкой, свободно болтающейся на поясе.
Они нагреваются на солнце и умопомрачительно пахнут. Я понимаю Жан-Батиста Гренуя. Я нюхаю их макушки. Спина и плечи пахнут не так, как крошечный промежуток между ушками и волосами, а вся бесконечная солнечная длина ног не сравнится с небольшим кусочком кожи на сгибе локтя.
Я сплю на полу, на комковатом матраце, пахнущем недовысушенной сыростью подвала. Матрац узкий и плоский. Не шире полки в вагоне. Не хватает только мерного покачивания и скрипа на поворотах. Нужно быть осторожной и не размахивать сильно руками – чревато падением бука на голову. Он надежно уставлен на столике в голове, но провода. Все дело в свисающих отовсюду проводах. Когда поворачиваешься на правый бок, в глаза равнодушно светит красная лампочка сетевого фильтра. Ее можно аккуратно прикрыть толстым набалдашником вилки модема.
Пустота. Со всех сторон. Куда не повернись.
Полной тишины нет никогда. В разнобой тикают часы – одни над головой, вторые в ногах. Над ухом что-то вкрадчиво нашептывает радио. Еще одно – на той же волне – надрывно кричит с кухни. Иллюзия праздника, который «всегда с тобой». Мне редко когда удается заснуть до начала еженощного концерта по заявкам, посвященного синхронному храпению.
Трилобиты на песке.
Пашка не смог бы есть тутошний борщ. Он бы не смог есть тут в принципе – везде полно кориандра, его бросают, не скупясь, полными жменями. Но борщ особенно предателен. В нем мало картошки, и та крупица смята в пюре. Ник – Пашкина точная копия – долго искал ее, ворошил длинные листья капусты, грустил. Я ем чеснок каждый день по два раза, не опасаясь лицезреть чье-то недовольное при попытке поцеловать меня лицо. Дешевая плата за одиночество впрочем.
Мои университеты. Самонадеянно рассчитываю на очередной красный диплом в коллекцию. Если выйду…
Эмоции, идентичные натуральным. Субпродукт. Проходит где-то на границе, не касаясь изнанки. Как дождь, под который случайно попал и напрочь забыл, как только высохли промокшие ноги.
Я скучаю по словам…
